Оставшиеся
тексты Тёма набрал у Антона на компьютере (на эту нехитрую процедуру ушло
почти три месяца), напечатал у Антона на принтере и отнёс в редакцию поэтического
альманаха "Кислород". Редакция журнала арендовала три комнаты
на третьем этаже трансформаторного завода, напротив норвежского консульства,
занимавшего, вследствие таинственных дипломатических трений, казённое
помещение бывшего заводского отдела кадров.
Тёма
был в редакции любезно принят молодым человеком в свитере и в очках со
стёклами такой толщины, что за ними не было видно ничего, кроме переливчатой
пустоты. Молодой человек угостил Тёму чаем, засунул папку со стихами в
стол, подарил экземпляр журнала и пообещал позвонить через неделю. Финансировала
журнал фирма по продаже хозяйственных товаров, так что из сорока напечатанных
на разносортной бумаге страниц двадцать были посвящёны проблемам современной
просодии, другие двадцать — стиральным порошкам, мочалкам и туалетной
бумаге.
Два
месяца Тёма довольствовался статусом гения. За это время он записался
в библиотеку, прочитал за четыре дня четыре тома поэтической антологии
и, как следствие, сочинил ещё один стих:
Томас
Стернз Элиот
Был
редчайший идиот.
А Уильям Батлер
Йитс
Никогда не ел
яиц.
К
началу августа он не выдержал и снова наведался на третий этаж трансформаторного
завода. Норвежское консульство к этому времени переехало и на его месте
помещался теперь белорусский культурный центр. Толстый молодой человек
исчез, зато появилась секретарша — неприветливая женщина в пиджаке.
-
Вам надо было вчера придти, — сказала она, — Вчера мы набирали
рекламный материал. Сегодня мы его уже отправили.
-
Куда? — наивно спросил Тёма.
-
Как куда? В печать, само собой.
-
А что с моими стихами?
-
Стихи готовы.
Она
подвинула Тёме листочек с четверостишием. Он прочитал:
Хозяйка,
порошок такой
Нежней
твоих цветущих губок.
Его свободною
рукой
Ввергай в громокипящий кубок.
-
Стиральная машина имеется в виду. Это постмодернистская пародия, — быстро, как телевизионный диктор сказала секретарша, — первая половина
уже готова. Если вам не нравится, вы так и скажите, без церемоний, переделать
всё равно уже ничего нельзя. Надо было вчера приходить.
-
Мне нравится, — сказал Тёма, — но это не мои.
-
А какие ваши? Паста для ванн?
-
Нет.
Он
объяснил. Она подумала, приняла какую-то таблетку, запила водой, устало
помассировала брови.
-
Я думала, вы порошочник. Идите в кабинет, поговорите с Элемом Никомойским.
Он сегодня вместо Дурова. Он наверняка в курсе.
Тёма
не без трепета прошёл в кабинет.
В
кабинете, за огромным письменным столом сидел пигмей в женской вязаной
кофте. В кресле у окна обнаружился и толстый молодой человек в очках.
Перед ним на табуретке стояла шахматная доска с четырьмя фигурами. Очки
его лежали посередине доски наподобие фотонной ракеты, опустившейся на
аккуратно возделанное поле средневековой битвы. Глаза его были закрыты.
Он спал.
Пигмей
встал из-за стола и протянул руку.
-
Никомойский, — сказал он приветливо.
-
Кузин, — сказал Тёма.
