В начало

Она стала выкладывать перед собой свои принадлежности: блокнот, помаду, пудреницу, полиэтиленовый пакет из-под пистолета, корвалол, валидол, анальгин, ещё какие-то лекарства с названиями, позаимствованными из переводных фантастических романов, очки для близи, очки для дали, очки для представительности, радиотелефон, перчатки, ватные затычки для ушей, глазные капли. Краем глаза она заметила, что время остановилось, — по крайней мере, в радиусе полутора метров. Она подняла голову.
Валентин Викторович застыл в классической позе киношного сыщика: словно демонстрируя неопровержимую улику, он двумя пальцами держал перед собой за уголок полиэтиленовый пакет из-под пистолета. На дне пакета лежала какая-то длинная чёрная железка.
- Что это? — недовольно спросила Ксения Петровна, приглядываясь. — И почему ты на меня так смотришь? Что ты молчишь?
Она оглянулась в противоположную сторону и увидела, как подросток входит в кафе.
Тяжёлая стеклянная дверь на некоторое время задержала его, но, в конце концов, ему удалось преодолеть это препятствие и он вошёл. Он потоптался некоторое время у входа, потом подошёл к столику, за которым сидел Харин с телохранителями и остановился прямо перед ним.
Два мгновения назад Харин благоговейно взял с тарелки предпоследнее пирожное: корзиночку. Мгновение назад он далеко высунул язык, чтобы слизнуть с витой кремовой верхушки рубиновую капельку джема. Теперь он тоже почувствовал, что время остановилось. Он убрал язык поднял глаза и посмотрел на улыбающегося мальчика.
- Тебе чего, мальчик?
- Асталалиста, дядя.
Подросток поднял пистолет и направил его Харину прямо в нос.
В машине Ксения Петровна с досадой разглядывала забытую в пакете обойму.
- Может там всё-таки что-нибудь ещё осталось? — спросила она Валентина Викторовича, без особой, впрочем, надежды. — Где-нибудь в дуле?
Подросток нажал на курок.
Пистолет равнодушно щёлкнул.
Харин медленно покосился в сторону стеклянной стены. Позади студенистых отражений с любопытством сгрудились неразборчивые фрагменты пространства. За стеклянными дверями зеленел край газона.
Улыбаясь, подросток ещё раз нажал на курок.
Харин взглянул на телохранителей.
Телохранители очнулись. Они одновременно вскочили из-за стола, доставая пистолеты из-подмышек и опрокидывая стулья. Они открыли огонь, рискуя прострелить себе рубашки.
Первая пуля попала в пол, вторая, — в потолок. Третья, четвёртая, пятая, шестая, седьмая, восьмая девятая и десятая почти одновременно прибыли по назначению.
Подросток исчез, оставив по себе приблизительную копию, мятую, скомканную, отброшенную под соседний стол, на глазах теряющую сходство с оригиналом.
Бутылки со звоном раскатились по мраморному полу.
В кафе наступила тишина. Посетители замерли. Казалось, только столбики пара над кофейными чашками осмеливаются, в силу своёй очевидной бесплотности, время от времени осторожно пошевелиться.
Через некоторое время послышался негромкий шорох. Мужчина с газетой стоял в дверях. Он вышел из кафе уже почти наполовину и хотел выйти совсем. На толстом дверном стекле он снова видел своё отражение. В этот раз он смотрел на себя безо всякого удовольствия. Сквозь глубокие тени настойчиво проступала неопрятная уличная реальность.
Телохранители строго переглянулись. Они посмотрели на недовольного Харина.
- Этот, вроде, с ним был, — сказал один из них задумчиво.
- Ну, — сказал другой.
Телохранители помолчали, посмотрели друг на друга, потом на всякий случай снова подняли пистолеты и открыли огонь. Мужчина с газетой пролетел сквозь медленно рассыпавшуюся как титры в телепередаче стеклянную дверь и упал на лужайку. Телохранители спрятали пистолеты и огляделись по сторонам.
Посетители кафе по мере сил и способностей, каждый на свой лад, пытались уподобиться неодушевлённым существам. Казалось, что все они, поражённые элементарной простотой перехода живой материи в неживую, пытаются, как посетители рекламного представления, неуверенно и каждый по своему повторить этот несложный, но любопытный трюк.

В продолжение