В начало

Папироса закончилась. Она завинтила пробку и спрятала фляжку.
- Что делать-то?
- Ты серьёзно?
- Серьёзно.
- Очень просто.
Валентин Викторович вытащил из кармана плаща невероятно потрёпанную записную книжку (сколько она ему этих книжек напокупала — и всё равно, он любую истрепать ухитрялся за какие-нибудь два-три дня), вытащил из книжки магазинный чек, перевернул его, держа почтительно, как археолог навуходоносорову табличку, включил телефон и начал сосредоточенно набирать номер, записанный на обороте чека, сверяясь на каждой цифре, словно он звонил, по меньшей мере, в Патагонию.
- Кому ты звонишь?
Хотя, она знала, разумеется.
- Специалисту.
Ксения Петровна разочарованно отвернулась.
Практицизм портил Валентина Викторовича. Во всём остальном это был безусловно идеальный муж. Беспомощный, неизменно молодой, тревожно-обаятельный, всегда немного и артистически растерянный и, кроме того, превосходный бухгалтер. Для повседневности он был слишком декоративен. Ксения Петровна любила слушать Валентина Викторовича, любила наблюдать за ним в офисе, в кабинете, когда он любовно вкладывал свежую ксерокопию в новенький скрипучий скоросшиватель или аккуратнейшим почерком выписывал никчемную накладную на шелестящей канцелярской бумаге. Обычные дела были Валентину Викторовичу противопоказаны. Нанять человека поклеить новые обои или отрегулировать развал колёс, — всё это были для него геркулесовы подвиги. Он пытался, правда, тайком от Ксении Петровны, утверждать себя на поприще домохозяйства, заказывал, например, рамки для семейных фотографий. В мастерской он знакомился с обаятельной приёмщицей. Рамочный мастер оказывался православным практикантом. Через неделю Валентин Викторович уже пел в церковном хоре и отказывался есть тефтели по пятницам, через две недели приёмщица, приглашённая на чашку чая с пирожными, украла у них последней модели карманный компьютер, оставленнный Ксенией Петровной по недосмотру в прихожей, возле телефона. Она исчезла, рамочник же, напротив, наносил ещё некоторое время регулярные визиты, пил вино, разводил с Валентином Викторовичем экзегетические сплетни и один раз даже подрался на лестничной площадке с адвентистами седьмого дня, пришедшими, как водится, прозелитствовать. С точки зрения Ксении Петровны, в этой судорожной деловитости было нечто необъяснимо кощунственное, противоестественное, даже преступное, как если бы не обыкновенная практическая деятельность была его тайной страстью, а какая-нибудь малопривлекательная патологическая наклонность, клептомания, например, или скотоложество.
Тем не менее, именно Валентин Викторович звонил в настоящий момент по делу. Мало того — по делу жизненнной важности.
Ксения Петровна наблюдала его, как телевизионных дел мастер — беспомощного, жалобно суетящегося вокруг своей агонизирующей сивиллы клиента.
По правде сказать, вопрос, которым задавалась Ксения Петровна был, на самом деле, далеко не риторический. Мало того, она, отчасти, действительно ждала на него ответа.
Хуже того, она рассчитывала, что ответ найдётся сам собой
ородской буддизм всегда был Ксении Петровне противен. Сидеть на берегу и ждать, когда по реке проплывут трупы твоих врагов? Первым видишь, как правило, собственный труп, обезображенный до неузнаваемости. Но сейчас ей вдруг сделалось всё равно. Пусть будет, как будет.
Она включила музыку погромче. Чувства сгустились внутри неё, слиплись в тёплый клубок, реальность укатилась куда-то в сторону, как столик на колёсиках. Она прислонила голову к холодноватому пейзажу. Пусть звонит. Может, Евгений прав и Харина нужно просто убрать, как убирают разведчиков в кино, тем более, что договориться с Хариным, похоже, невозможно. В кино, правда, всегда, с самого начала знаешь, кто кого уберёт. Жизнь, временами, излишне интерактивна.
Евгений был дальний родственник Валентина Викторовича, муж сестры жены племянника, человек опытный, эксплуатирвавший без особого разбора самые разнообразные флюиды и элементы: водку, спирт, нефть, говядину средней тушести, кофе, керамическую плитку, сантехнику, сусло. Его ассортимент выглядел как записки сумасшедшего кладовщика. Его послужной список напоминал отчёт патологоанатома. Должность заместителя директора совместного предприятия стоила ему мизинца, кредит -отбитой почки, несвоевременная поставка — разрезанной ноздри, а производственный конфликт — сквозного огнестрельного ранения в области левой ключицы. Он отлично знал, кто такой Харин. Либо убить его, сказал он негромко, либо уехать. Почему бы и нет? — спросил за разговором Валентин Викторович, имея в виду — уехать.

В продолжение