«Frei nennst du dich?
Deinen herrschenden Gedanken will ich hцren und nicht, dass einem Joche
entronnen bist.
Bist du ein Solcher, des einem Joche entrinnen durfte?
Es gibt Manchen, der seinen letzen Werth wegwarf, als er seine Dienstbarkeit
wegwarf.»
Неизвестный рето-романский автор девятнадцатого
века
Старинная
Франция после последней, как её называли в те времена, «Технологической
Модернизации», 2068 года Христианской Эры, совершенно обессилила, и на
последнем своём издыхании могла только лишь подрагивать в судороге агонии,
трепеща тонкими, когда-то божественно-легкими крыльями. В прошлом самая
дорогая и любимейшая дочь католического Рима, она и думать забыла о возможном
возвращении Мессии, вытравив без остатка эту мечту из своей генетической
памяти. Сыновний образ Бога, с годами всё более и более превращался в
ни что иное, как дурно отлакированный кусок деревянной скульптуры, запрятанный
в самый дальний угол одного из соборов, которым правительство Мастрика
прекратило всяческие субсидии после обнародования майских тезисов 68 года
(пояснение: широко известные Майские Тезисы 2068 года (см. Энциклопедию
Gallica, Париж, anno 2278, том 4, стр. 1917) в которых запрещалась деятельность
всех религиозных течений, существовавших во Франции до 1789 года).
Прогресс продолжал своё шествование, раздвоившись
при этом на две ипостаси с той скоростью, с которой могут плодиться и
размножаться лишь враждебные, да легендарно-сказочные существа. Детища
прогресса, крещёные именами прилагательными вместо имён существительных:
Научное и Социальное, всё более завязали в своём ускоренном раскручивании,
вовсе не замечая того, что их воображаемо-несуществующие тела двигались
в выдуманном пространстве по прямо противоположным направлениям эдакими
лягающими изо всех сил землю, зловонными, тяжело дышавшими на бегу хищниками.
Прогресс Научный, с его широко известными представителями:
квантовой физикой, расчленяющей розовощёкие и ядрёные в своей далёкой
молодости атомы, да микрогенетикой, четвертующей извивающихся святых мучениц
науки, хромосом чистыми до кастративного совершенства руками славных американских
исследователей, затянутых в белоснежные скафандры, этих трусливых рыцарей
познания, достойных всяческого упрёка, которые, пришпоривая мысль-лентяйку,
загоняли её в угол, где она, не находя выхода, плача сдавалась на милость
победителя.
Но зачем во всём чуждаться иноземцев, есть и у
них здоровое зерно — все мы сейчас являемся полноправными наследниками
их науки, и прекрасно знаем о невозможности существования ни современной
Франции, ни новой Эры её духовного здоровья без зёрен, брошенных в тучную
землю такими коренными янки как Отто фон Струве, Николай Кальдор, Альберт
Эйнштейн и Эрих Фромм.
Что
же касается так называемого прогресса Социального, то он — слепой котёнок
преподаваемых в университетах середины двадцать первого века, а значит
считавшихся науками, учений, разжиревшая подопытная лягушка когда-то хрупкого
нежного, а потому благородного человеческого самодовольства, этот прогресс,
с годами медленно метаморфозировался в ужасное чудовище, бесстыдно называемое
равенством — бывшая проститутка духа, уже в летах, спесивая бабища, принимавшая
в далёком двадцатом столетии на колыхающуюся грудь свою дисциплинированные,
хорошо вымуштрованные шеренги лучших из лучших.
И даже солнечное затмение конца второго тысячелетия,
ослепив многие сотни, но не наставив их на путь истинный, так и не стало
последним предупреждением, несмотря на то, что произошло всего каких-нибудь
полтора месяца после смерти Герцога Орлеанского, тёзки одного великого
монарха двадцать второго века, а также через столетие со дня создания
Action Franзaise, проклятой наместником Бога на Земле. Солнце исчезло,
но это не удивило никого из миллионов, годами и десятилетиями живущих
уткнувши нос в землю.
Итак, Франция растворилась в мире крутившемся всё
быстрее вокруг себя самого, мире забывшем собственный лик, и навеки сошедшим
со своей оси. Вскоре после второй Великой Войны, во всех отношениях политически
корректная олигархия прибрала к рукам власть в одряхлевшей по причине
своей демократичности Европе, чтобы затем, преследуя свои эгоистические
цели, толкнуть облапошенные экологическим вероисповедованием народы континента
в царство охлократии.
Центр международного наркобизнеса — Мастрик стал
столицей Евроланда, границы старинного континента рухнули под напором,
ранее ещё сдерживаемых почтением миллионных орд. Новые варвары хлынули
на Запад, снося со своего пути последние остатки древних руин. Интеллектуальная
нечисть, прочно засевшая вокруг мастрического престола, с благосклонной
ухмылкой поглядывала на новое плохоорганизованное батыево воинство, ревущее
североамериканскими ритмами, и не могло нарадоваться на эту антиреконкисту
двадцатого века, с наслаждением смешивающую наши древние галльские, аллеманские
и кельтские языки с магрибо-саксонским сленгом.
