Издательство «Стетоскоп»
Содержание журнала «Стетоскоп» за 1993—2010 годы
"стетоскоп" N33
Дом
Александр Елеуков
Дом
Во времена седьмого правителя всё
как будто бы обернулось в добрую сторону. Тогда же жил в пределах областей
заморозков некий человек, сын сантехника. С малых лет чувствовал он в
себе жжение внутреннего языка, но слов для него до поры не было. Когда
же исполнилось ему двадцать семь, он вышел из дома, оставив семью, и по
обочине дороги направился в сторону солнца. Женщина, жившая в его доме,
выбежала за ним и говорила ему: "вернись домой, куда ты?", человек отвечал
ей: "я ощущаю в себе кое-что".
Со временем он приобрёл вид потрёпанный
и святой. Люди, жившие по сторонам дороги, по обычаю тех времён пугались
его, оставляли хлеб на обочине дороги и подглядывали из-за занавесок.
Человек переступал через хлеб и шёл дальше — в сторону вращения солнца.
Однажды его догнал и пошёл рядом с ним юноша, спрашивая: "кто ты? можно
мне идти с тобой?" — "кто знает, будет ли там место для меня? разве Он?" — сказал человек и показал вокруг. И ещё он сказал: "мне достанет времени,
даже не вкушая хлеба". После этих слов юноша вернулся домой и выучился
на сантехника, несмотря на то, что в его деревне не было водопровода.
Когда человек начал приближаться
к Городку и когда он приблизился к нему, увидел человек на окраине Городка
пивной ларёк и был в том ларьке Шива. Человек же подошёл к тому пивному
ларьку и слушал разговоры, там происходившие: "Я — реальный мужик!" —
"Нет, ты нереальный мужик!", "если ты из органов, то я — балерина и вот
тебе фуэте...", "а эта стерва мне и говорит: "ты, мол, хронь и вшивый,
а я — женщина интелигентная, и пошёл ты!" Я тогда её шмотки за дверь и
её саму выпинал с хаты...", "...был у меня брат, ему тогда лет двенадцать
было, шкодный был мальчонка. Вот он той тётке чтобы насолить да и заберись
в её крыжовник и весь ободрал, что прутья только и остались. А тётка проходит
назавтра мимо нашего дома, мы там чего-то сидели, и говорит как будто
сама с собой: "ну, говорит, теперь добра не жди". Я тогда брату говорю:
"сбегай, говорю, к бабке Пеланихе"... А пока человек слушал эти разговоры,
Шива смотрел на него, а потом подозвал его и налил ему кружку пива. Человек
сказал ему: "у меня нет денег", Шива же ответил ему: "ладно" и рассказал
такую историю.
"Когда земля была крохотной, как
эта капля на стенке бокала, деревья ещё умели ходить, а камни разговаривать.
Тогда же жил некто Паурва, лодочник по призванию. По воле Трэтоны, доблестного
воина, обернулся он коршуном и сто дней и сто ночей метался, запутавшись
в ветрах, и не мог найти своего жилища. "Душа моя, где моё сердце?!" восклицал
он в отчаянии, стервятники же хохотали над ним. Тяжко быть коршуном, я
знаю, как тяжко быть коршуном, страшно иметь когтистые лапы и маленькую
чёрную головку со злыми глазами. Метаться в тумане меж чёрных деревьев,
а крылья словно тряпьё, вытащенное из воды, биться об облака, а ты как
паяц в кольце дураков. Тяжко быть, но тысячью тяжче быть коршуном, иметь
когтистые лапы и маленькую чёрную головку со злыми глазами, но тысячью
тяжче не знать, где твоё сердце. Что творилось у него на душе? — не рассказать
тихими словами ("А вы читали Апокалипсис?" встрял очкастый мужичонка).
Вот, собственно, и всё. Он пришёл сюда и спросил у меня: "где моё сердце,
батя?" — я плакал над ним, а он ушел с молодой стервой".
Человек плакал над горестным рассказом,
прятал лицо и вздрагивал плечами. "Довольно уже, сказал Шива, подходит
твой трамвай, тебе пора". Трамвай лязгнул металлом и остановился, человек
вошёл в него. Окна были задернуты белой тканью, из динамиков сначала звучала
музыка, потом заговорило.