Издательство «Стетоскоп»
Содержание журнала «Стетоскоп» за 1993—2010 годы
"стетоскоп" N33
Валентин Воробьев
Друг Земного Шара!
Студента Гинзбурга за распространение
нелегальных произведений на два года упекли в тюрьму, а поэт Холин стал
так знаменит, особенно после газетного пасквиля "Паразиты карабкаются
на Парнас" (1959), что его буквально разрывали на части любители настоящей
поэзии.
В начале шестидесятых в центре Москвы
освобождалось огромное количество подвальных помещений, самой судьбой
определенных под "салоны" бездомной богемы. Их сдавали за взятки. Туда
потянулся любопытный народ поглазеть на каракули подпольных живописцев,
послушать запрещенные стихи, потрепаться и завести новые знакомства.
В подземелье графика из Харькова Анатолия
Брусиловского, куда часто заглядывал Холин, усидчиво решали судьбы мирового
искусства и зубрили английский язык под руководством его супруги Гали
Арефьевой. В подвале Юло Соостера, эстонца, отсидевшего срок за ржавый
револьвер, чешские утописты читали доклады о "социализме с человеческим
лицом" и собирали международные выставки чемоданного размера. В подвале
Соболева-Нолева было особенно жарко. Он был худредом передового журнала
"Знание — сила" и кормил целую ораву беспризорных художников, отвергавших
соцреализм как единственный метод искусства.
Розы, грезы и слезы!..
Весной 1966 года я дал взятку и получил
ключи от подвала на улице актера Щепкина, 4, с косым видом на кинотеатр
"Форум" и проходной двор на улицу Гиляровского, где был бесплатный телефон
в котельной. Я искал квартиранта. Игорь Холин без уговоров перебрался
из подвала Лиды Шевчук в мой просторный подвал на Сухаревке.
Личное имущество моего знаменитого квартиранта
состояло из трех предметов: деревянная тумбочка, потертая раскладушка
и пишущая машинка "Эрика" немецкого производства. Порывая с классическим
прошлым, Холин прихватил с собой изысканные мелочи — трофейный помазок
и опасную бритву с резной ручкой. По утрам он гладко брился, отягивая
изящную сталь на широком ремне, обливался ледяной водой, пил крепкий
чай из железной кружки и надолго усаживался за машинку.
Поэт, копивший деньги на кооперативную
квартиру, предложил мне общак тюремного типа, питание без сластей и
расточительства: крупа, капуста, кильки, хлеб, сахар, соль. Водку и
ветчину приносили гости. Модистка Ева Уманская, поклонница Холина той
осени, баловала нас пончиками с повидлом. По ночам, и в дождь, и в метель,
мы выползали из подвала подышать свежим воздухом, почитать новости на
газетных стендах, зайти к знакомым на чай.
В свои двадцать семь лет (1965) за мной
были скандальная выставка в Тарусе и Москве (1961), пяток густо иллюстрированных
книжек и "открытие Любы Поповой" на подмосковной даче (1963) — весомые
доказательства передовых взглядов, и почетный титул формалиста. В зиму
с 65-го на 66-й год я часто виделся с Холиным у него и по "салонам"
Москвы, так что наше плотное сожительство на Сухаревке никого не удивило.
В подвал потянулись живописцы и фарцовщики,
стукачи и диссиденты, трезвенники и алкоголики, друзья и враги — спорить
и занимать деньги, воровать и меняться, читать свое и чужое, играть
в шашки и слушать патефон. Поток гостей был так велик, что я вынужден
отослать любопытных к поэме Холина "Умер Земной Шар", где перечисляются
все "друзья земного шара".
В так называемом дипарте, или рисовании
для иностранцев, Холин, несмотря на ограниченные эстетические познания
и полное незнание иностранных языков, принимал самое деятельное участие.
Я много слышал о его деловых встречах с Камиллой Грей, англичанкой,
составлявшей альбом искусства 20-х "Великий эксперимент" с помощью проворного
и образованного Олега Прокофьева, о культпоходах Женифер и Виктора Луи
(В. Е. Лившиц) в поселок Лианозово, где работал живописец Рабин, об
иностранных вечеринках у Н. И. Столяровой и Ольги Карлейль, составлявших
антологию нелегальных поэтов Москвы. Своим участием в скандальной выставке
подпольных художников "12" в клубе "Дружба" в январе 67-го в значительной
степени я обязан хлопотам Холина и протекции Оскара Рабина.
И. С. Холин. Фото А. Н. Брусиловского, 1966 год
