Михаил Богатырев
С языка срывались слова...

"С языка срывались слова. Ветер сносил их в сторону, так что траектории гласных звуков и мощные турбуляции согласных, заданные в какой-то мере толчками губ, не совпадали с направлением взгляда. Путаница начиналась со слов и заканчивалась там, где на месте предполагаемого собеседника оказывалось пустое прозрачное эхо, результат столкновения воздушных масс...
Злополучный Рене Домаль, автор нашумевшей в свое время "Патафизики смеха", как-то обмолвился, что..."
Записав эти строки, Федор Наумович Д. обнаружил себя разговаривающим во весь голос. С языка и в самом деле срывались слова. Федор Наумович посмотрел налево, но там никого не было. Следовательно, говорить было не с кем и не о чем.
Справа в кресле сидит Виолетта, но Д. это не интересует.

Создается такое впечатление, что героя как такового нынче на сцену вообще не выводят. Всякое действие начинается с предыстории, да ею же, по сути, и заканчивается. Драматурги считают, что это модно.
Например, Виолетта — жена профессора. Так-так, что же мы знаем о профессорах?
Далее следуют несколько фраз кулуарного обихода, но обязательно с интригой. Это вам не чеховское "Умри, несчастная!" Аспирантка, с которой он был на "вы", а потом взял за локоть да так и не отпустил до тех пор, пока она не научилась отвечать вместо него на телефонные звонки (вы по какому вопросу к Федору Наумовичу?) и нарезать треугольные ломтики хлеба для бутербродов. Вот тогда он расслабился, записал супругу в клуб хатха-йоги, чтобы не интересовалась посторонними мужчинами, а сам уселся в кресло-качалку, напустил на глаза голубиную паволоку и замолчал. Больше с героем ничего и не происходило: был завкафедрой, стал деканом, через год вернулся на прежнюю должность. Довольно скупая интрига, да и действие неинтересное, мало что из себя представляющее в масштабах вселенной.
Но тут вступает в силу магия интуитивного мышления. В какую сторону открывалась дверь, какие персонажи в нее входили, да как реагировал на них Федор Наумович.
Все это можно было бы оставить за кадром, за исключением, пожалуй, только одного момента, а именно: уже довольно много времени Федор Наумович находится в коме, и вся его профессорская жизнь — чистый вымысел, продукт отвлеченного разума. Слабым бликом реальности прорежает этот сюжетный ход силуэт спящей сиделки. Имеются также: пустое эхо на месте предполагаемого собеседника, траектории гласных звуков и отдельные фонетические элементы, наводящие на мысль то ли о немоте, то ли о мычании.