Ольга Платонова (Париж)
Опровержение Декарта
или
заметки об упорядочивании смыслов в афазической поэзии
и поэзии абсурда
Описанное Картезиусом самопознание эгоизма, определяющего посредством мышления
свой онтологический статус ("Я мыслю, следовательно, я существую"),
сводит вопрос о непознаваемости Ничто к элементарному решению. Для того, чтобы
исследовать НЕсуществование, нужно (как минимум!) прекратить мыслить. Ведь если
мысль, согласно Декарту, есть исчерпывающая (применительно к существованию) форма
причинности, то утверждение "Я не мыслю" вообще не может быть произведено
на свет.
Картезианский абсолютизм опротестовывает саму возможность скучной
дарвинистической поступательности, он выражается в сиюминутном присвоении
вечности, он – лозунг, девиз-на-каждый-день, аллегорическая оболочка для
пафоса рациональности.
В буквальном же прочтении cogito ergo sum вызывает устойчивое впечатление
паранойиЕ
Представим себе внезапную вспышку (наподобие короткого замыкания электросети).
Мгновение – и – мысль прекратилась. Как поведёт себя в такой ситуации оказавшийся
в темноте эгоизм? Должен ли он послать в верховные инстанции интеллекта сообщение
"Я не мыслю!", которое само по себе уже будет оксюмороном, ибо оно есть
мысль? Или же эгоизм прекращается, умирает, несмотря на имеющиеся в его распоряжении
рефлексы, инстинкты, образы памяти etc.?
Заявление об отсутствии мыслительного процесса неизбежно предполагает контекст.
Так и хочется проиллюстрировать подобное заявление при помощи рекламного плаката,
где Роденовский мыслитель восседал бы на унитазе фирмы Филипс. Венчающая изображение
надпись "Я не мыслю" выглядит здесь столь же внятно, как и противоположное
утверждение, а по остроумию, пожалуй, и превосходит его.
В экзистенциальном плане суждения "Я мыслю" и "Я не мыслю"
не отличаются одно от другого. Они равнозначны и безразличны, как...
...фонетические обломки в малоизвестном двустишии Евдокима АНАТОЛЬЕВА, одного
из зачинателей афазической поэзии. Вот это двустишие:
"...Апт!
Япт!" –
перекликаются утопленники
в море смеха..."
В данном случае абстрактные морфемы "апт" и "япт" имитативно
воспроизводят восклицания в безвоздушном пространстве.
Точно так же – захлёбываясь! – трепещут в преддверии первой части философемы Декарта
эти короткие выкрики: "Я мыслю!" и "Я не мыслю!", а вторая
часть философемы обьемлет их как море: "...и, следовательно, я существую".
Надо признать, что лемма "Я мыслю, следовательно, я существую" не может
быть принята за основу систематизации фактов душевной активности уже по одному
тому, что она сама же таковым фактом и является. Обобщение здесь происходит за
счёт абсолютизации познавательной эмоции, расширения рационалистического пафосаЕ
Но оно синкретично, и в синкретичности своей перекликается с уже совершенно не
эмоциональной формулой:
"Чтобы убедиться в том, что видимого не существует, достаточно закрыть глаза".
Все эти размышления и привели Михаила БОГАТЫРЁВА к идее написания серии
коротких поэтический пейзажей сухим, неэмоциональным языком перечислений.
Вот два наброска:
I
Оглушенье спало.
Разбив мосты,
Опустились волны,
Латая пригороды
Как попало.
Закат остыл,
Подоткнув веко своё
На выколотом
Глазу. Тучи стонут во сне, и
ворочаясь под бездонной периной –
То в град,
то в снег запрокинуты
Слёзно зовут грозу.
Сумерки.
Из-под вёсел бездонности
Плачут души, преданные смоле. И
Не верит город, что нынче он постиг
Всю тяжесть бремени Асмодея...
II
Дрожь билась в камуз. И
Рупор осени
вторил музам
беспамятства.
Выводила зурна
Клятву волны лазурной.
В узилище сна
и плоти,
Плоти и сна
слёг подбородок:
– Я рта
не могу нести...
Падал и мял свой наряд
Сенешаль рдяности.
Руки воздев как вёсла
В уключинах лодок,
Саломея ольховника
вздрогнула, не смеясь.
Расточались объятья.
К запястьям приникли её сыновья –
Ястреб и дятел.
А в зеркале озера
молча дышал язь.
Дрожь билась в камуз. И
Рупор осени
вторил музам
беспамятства.
Именно "беспамятство" здесь является ключевым словом, позволяющим связать
эту ритмически организованную словесную картину с картезианской моделью эгоизма.
И действительно...
...хотя утверждение типа "Я точно знаю, какое сегодня число" и не содержит
в себе столь выраженного противоречия, как Уcogito ergo sumФ, однако брать его
за основу систематизации фактов было бы затруднительно. В лучшем случае оно может
служить элементом упорядочения, подобно тому, как дата или регистрационный номер
могут быть элементами циркуляра. Или же как высказывание Людвига Витгентейна "Я
знаю, что это моя рука", являющееся малой составной частью трактата "О
достоверности".
Кстати, уже упоминавшийся идеолог афазического стихосложения Евдоким АНАТОЛЬЕВ
в одном из своих "двустиший" иронизирует над утвердительностью типа
"Я точно знаю, какое сегодня число", переводя его в тавтологические
интонации припоминательности. Вот это двустишие:
"Дата?
да, это та
дата..."
20.03.1995
Провозглашённый Анатольевым лозунг "поэтического неприятия времени и текущего
информационного потока" был сразу подхвачен М. Богатырёвым, предложившим
читателю ритмическое, виршевое изображение раздела "редакционная почта"
в политической газете:
Что зто за надписи?
Что за даты?
Я читаю
подпись пожилого солдата
Что это за подписи?
Что за шифры?
Я читаю
Дата почему-то в три цифры
Что это за сводки,
бюллетени, депеши?
Я листаю
"конных переделывать в пеших".
Вот они, свидетельства
серьёзного мира
Я листаю
Справочник владельцев эфира
И всё хорошо.
Всё как прежде.
Бейте, душите, режьте!
«Стетоскоп» N18 и далее