"±Стетоскоп"
N30
М+Ю
Полифоническая словесность
Дополнение 7. Запахи
- Интенсивность такого рода запахов обратно пропорциональна развитию нравственного чутья, — сказал я.Однажды субботним вечером, проезжая в подземке в сторону Ла Дефанс, я наблюдал за разрушением оживленной, праздничной атмосферы, царившей в вагоне. На станции Лувр в поезд вошел нищий лет двадцати, со сведенным в преисподнюю выражением лица, кошмарный, грязный. И разговоры пассажиров умолкли сами по себе. Улыбки моментально испарились. Нищий источал нестерпимый запах экскрементов. Чтобы отвлечься от подступающей к горлу тошноты, я принялся было составлять мысленный перечень запахов-катализаторов, так сказать, агентов коммуникативной блокады. Замысел списка рассыпался на глазах ввиду явной недостаточности дефиниций, при этом тесьма тошноты готова была вот-вот развязаться, лопнуть, как резинка на хлопчатобумажных бабских панталонах — - — здесь я ставлю три или четыре тире, соответствующих перетягивательным движениям кадыка — и с неудовольствием вспоминаю навязчивое бормотание гения о том, что бывает после "двух или трех, а то четырех придыханий"... Естественно, я не хотел обнажать "интеллектуальную узость" собственной диафрагмы... В какой-то момент показалось, что я не выдержу, и тогда я мысленно закричал: "Чеснок!" И принялся перебрасывать из одного полушария мозга в другое слова: "Чеснок — экскремент! Агент — реагент!", соображая при этом задним умом, что для размещения диад форма списка не подходит, нужна таблица, и что в принципе в краткой форме следует составить сначала предварительную таблицу, предназначенную для уточнения титров той таблицы, которую я в конце концов собирался построить. В «шапку» же этой, текущей таблицы я мысленно записал:
1. Коммуникативный блок, его специфика.
2. Специфика запаха, запах-катализатор и запах-реагент, порождающее и порождаемое.
3. Дезодоранты и альтернативные запахи: концепция, перечень и способы применения.
4. Библиография:
а) беллетристика. В этот раздел я судорожно занес небезызвестную книгу Сартра, приложение к дневникам Сальватора Дали, изданным в России, кажется, в 1991 году, книгу Зюскинда, которую тут же и вычеркнул, обложив матом переводческий штат издательства "Фита".
Споткнувшись на пункте 4, я заторопился и принялся сбивать свои мысли в колоду. Пестрые, разномастные и разновеликие прямоугольники никак не хотели сходиться друг с другом. Труднее всего было подгонять по формату уточнения, например, вот это:
Пункт первый: коммуникативный блок. Специфика — ксенофобия.
Пункт второй: специфика запаха. Запахи разных народов. Национальные и интернациональные запахи. Мысленные картины:
а) вьетнамец, поджаривающий маринованную сельдь на сковороде Tefal. Формат 1/16.
б) негр, который давит клопа мускатным орехом. Формат 1/16.
в) вологодский крестьянин, убивающий сказочную бабу-ягу чесночно-денатуратной отрыжкой. Формат 1/8.
Уточнение о том, что апатрид начисто лишен национального обаяния, выстреливало в формат А4.
Когда мы въезжали в Берси, я распечатал пачку табака Пэл-Мэл, и ты немедленно отметила, что в салоне автомобиля остро запахло валерианой.
- Ну, так что же нищий? — спросила ты минут через пять, когда запах повыветрился.
- Какой нищий?
- В метро, на станции Лувр.
- Да ты знаешь, самым удивительным было то, что когда он вышел из вагона и двери за ним закрылись, запах ничуть не уменьшился. Вот ведь как бывает: человек вышел, а запах остался! Но этот феномен, пожалуй, уже относится к сфере интеллектуальных запахов...
В Париже, кружась по Итальянской площади и всякий раз пропуская съезд на авеню Гобеленов, мы импровизировали на тему терпкости, едкости и ядовитости. Начав с виноградной косточки, зарываемой в теплую землю бывшим председателем Комитета по помилованиям, ныне покойным, мы наблюдали, как виноградная косточка укрупняется до размеров вишневой и обрастает плотью сначала Анны Павловны Керн, а затем и ее дочери; где-то поодаль валялись намокшие в вишневой наливке салфетки, использованные Федором Глинкой за неимением под рукой нотной бумаги, — от листочка к листочку эмоция скачет и видоизменяется — странное дело, похоже, что мерилом аффективного равновесия была для Иваныча одна-единственная салфетка, и это наводит на грустные мысли об ипсативной природе русского романса. Ведь я же говорил тебе, что разум без алкоголя напоминает сухой гейзер, хотя, возможно, я был неправ...
(на этом месте рукопись обрывается)
