В начало

   Раньше я ответил бы так: Натаниэль умер, потому что утратил душу, а вместе с ней и элементарный человеческий такт. Ну, а разве со мной не произошло то же самое, хотя я и продолжаю по инерции коптить это небо? Раскаленная добела мера справедливости взорвалась как лампа дневного света, выпавшая из электрических зажимов. Ты только вдумайся в этот трагический парадокс: un sans abri tue un insensible — бездомный убивает бездушного...
   Мы схватились с Натаниэлем как два глиняных истукана, и покатились по шахматной доске, со стуком опрокидывая фигуры прочих големов, больших и малых. Несколько лет я ждал этого момента, терпеливо наблюдая за хитроумными маневрами Натаниэля, который внедрялся в твой внутренний мир исподволь, медленный и неотвратимый, как конголезская черепаха.
   О, уж Натаниэль-то прекрасно понимал, что стандартная логика флирта с тобой наверняка не сработает! В подавляющем большинстве случаев интим одиноких взрослых людей разыгрывается как джазовый стандарт, в заданной последовательности аккордов и в строго обозначенных границах импровизации. Необременительное прикосновение в затакте, затем (внимание: легато!) рука задерживается чуть дольше, чем это дозволяют приличия, и здесь врожденная совестливость слабого пола служит куртуазнику своеобразной гарантией. Он знает, что в такой малости, как участливое рукопожатие, ему наверняка не откажут. К третьему такту тот же самый жест воспроизводится как нечто само собой разумеющееся... Ну и далее в таком духе, памятуя о том, что живая конфета разворачивается постепенно, без паники и суеты. Рано или поздно все заканчивается конфиденциальным посещением апартамента атакующей стороны, приглашением в ресторан, горячительными напитками и необременительным товарищеским коитусом, пусть даже и не с первой попытки. Натаниэль, естественно, делал упор на неразглашение подобных отношений. Это был его козырь, замусоленный джокер с надорванным ухом.
   - У нас гарантированный интим, — внушал он своим недоверчивым посетительницам. — Ну а чувства я пгедлагаю оставить на ковгике под двегью.
   Я сам слышал однажды (правда, тогда я принимал все это за нелепую шутку) как Натаниэль звонит по портативному телефону жене своего коллеги:
   - Ну что, ты когда приедешь? В котором часу? А тгахаться будем? Будем?
   Убежденный в своем таланте великого комбинатора, Натаниэль совершенно не стеснялся моего присутствия. Ему даже не пришло в голову выйти из комнаты. Да и зачем? Ведь собеседница давно уже прошла инициацию, и теперь ее можно было тащить за собою, как вошь на аркане. Общаясь с чужими женами, Натаниэль предпочитал «брать свое, не касаясь чужого». В анальном сексе усматривал он знак особого дружеского доверия.
   Года два назад я встретил Натаниэля в Марэ. Лицо его было оплавлено той нездоровой бледностью, которая сразу же выдает либо содомита, либо тюремного онаниста. Не помню уж, с какой стати — черт потянул за язык, не иначе — я стал обсуждать с Натаниэлем проблему сбыта произведений современного искусства.
   - А ты заведи себе секретаршу, плати ей да потрахивай ее, и пусть она ходит по конторам средней руки с предложением украсить интерьер, — посоветовал Натаниэль и улыбнулся, ободряюще сощурившись. Его маленькие глаза так и лучились в белесых щелочках век. — А чтобы управлять своей секретаршей, ты можешь использовать поначалу один нехитгый пгием: дождись момента, когда она впервые поделится с тобой своими проблемами, или, скажем, неприятностями, после чего заставь себя побледнеть, встань и уйди, сославшись на боль в сердце. Этот прием всегда хорошо работает.
   - Как же это возможно — бледнеть по заказу? — спросил я для поддержания разговора, смутно ощущая, что четвертое макдональдовское пиво уже не пойдет впрок.
   - А вот этому я научился, бгаток, в Барселоне, когда просил милостыню на вокзале, — важно процедил Натаниэль.
   С минуту он молчал, задумчиво поглаживая свое левое запястье, обрамленное массивным золотым браслетом. Неожиданно лицо Натаниэля сморщилось, щеки затряслись, и он откинулся на спинку стула в пароксизме самоуничижения, выставляя на всеобщее обозрение дрожащую, скрюченную ладонь. Я принужденно засмеялся, высыпал на стол пивную мелочь и решительно направился к выходу.
   - Нет, ты подожди... Подожди, — зашептал Натаниэль, ухватив меня за рукав и искательно заглядывая в глаза снизу вверх.
   Вот тут-то мне впервые и захотелось сбить его с ног, опрокинуть навзничь и топтать, топтать, как летучую мышь.