В начало

- Посмотри.
И Валентин Викторович экономным движением подбородка показал на жующего Харина.
- Смотрю.
- Что мы в настоящий момент наблюдаем?
Ксения Петровна с удовольствием смотрела сквозь дым на мужа.
- Кто что.
- Нет, правда.
Она отвернулась и в который раз посмотрела.
- Обыкновенный бандит.
- А мы с тобой кто, исторически говоря?
Она честно подумала.
- Исторически говоря, мы с тобой, два пожилых человека. Два анахронизма. Пережитки идиотского тоталитарного режима. Жертвы богатого культурного наследия.
- Исторически говоря, мы с тобой Гильденстерн и Розенкранц, вот кто мы такие. Два персонажа, действию не принадлежащие.
Они помолчали вместе.
- России мы не нужны, — заявил Валентин Викторович печальным государственным тоном, — и жизни нам отпущено ровно столько, сколько нужно, чтобы заполнить невнятными разговорами время, необходимое для накопления первоначального капитала.
- Это чистейший оппортунизм, — запротестовала Ксения Петровна, —  Ленин за такие разговоры подверг бы тебя жесточайшей обструкции.
- При чём тут Ленин? — поморщился Валентин Викторович, — Сегодняшней России с её производственно-параноидальными проблемами такие люди, как мы, совершенно безразличны. Исторически это правильно. Чтобы развиваться, позитивно функционировать, России нужны настоящие средневековые рыцари, феодалы, хитрые, грязные и злобные.
- А чистые феодалы ей не подойдут?
- Нет. Пройдёт время, лет пятьдесят, не больше. Дети этих динозавров отучатся в своих Сорбоннах и Кембриджах, вернутся домой ранним летним утром. В белых чистых рубашках, в хороших галстуках, в настоящих ллойдовских ботинках.
Она не заметила, как стала вспоминать: они встретились во время первого отделения в филармоническом буфете. Народу на концерт собралось немного, человек двадцать, и буфетчица, отчаявшись, уже заворачивала подносы с нетронутыми бутербродами в промасленную столовскую бумагу. Ксения Петровна переводила в тот раз музыковеду из ФРГ, ученику ассистента Адорно. Один из первых её подопечных. В перерыве между частями, глядя на заскучавшую Ксению немец снисходительно пошутил: "Вы переводили мне, теперь я вам могу переводить" — имея в виду, конечно, музыку. Тем не менее, она его оставила в зале, среди патетических атональностей, а сама сбежала, якобы в туалет. На самом деле, она села на белый блестящий подоконник возле открытой форточки, слушала, как шелестит мокрая липовая листва, нюхала влажный, пахнущий пригородной пылью воздух и смотрела на элегантного одинокого мужчину за столиком, пьющего коньяк и читающего раскрытую в полный лист газету —  "Литературную", судя по толщине. По улице ехал горбатый троллейбус с маленьким окошком в спине. Через пять минут она подошла, села за столик и они познакомилась. Через полчаса они вместе напились коньяка и Ксения Петровна умудрилась потерять своего куртуазного двояковогнутого музыковеда среди полутора десятков любителей музыкального авангарда. С перепугу она пошла с Валентином Викторовичем в одно прогрессивное кафе, куда её пускали в любое время дня и ночи и в результате они в половине четвёртого стояли, обнявшись и подрагивая с похмелья, перед разведённым мостом и смотрели как большие и слегка мистические корабли, важно проплывали перед ними по свежепозолоченной, всхлипывающей на утренних парапетах Неве.
Через два года они поженились. Переводчица и филолог — такое сочетание в те, двусмысленно-романтические времена работало куда эффективнее чем сегодня, скажем, встреча столичной фотомодели и директора товарищества с ограниченной ответственностью на презентации женской клиники имени Варвары Великомученицы. Отсутствие позитивного цинизма сказывалось. Это знакомство стоило Валентину Викторовичу некоторых принципов, а Ксении Петровне, по первому времени, — некоторых карьерных достижений.
Ей захотелось выпить. Она достала из сумочки небольшую опрятную фляжку, свинтила пробку и сделала несколько приличных глотков польской черешневой водки прямо из горлышка.
Чудесно.
Несмотря ни на что.

В продолжение