В начало

СТАЛКЕР

Главы из "Проспекта"

- Не надо больше меня целовать. Ну, пожалуйста, — жалобным голосом сказала она и отодвинулась.
- Тебе неприятно? — испугался я. — Прости, я не хотел...
- Да нет же, просто мне кажется, что на нас кто-то смотрит. Наверное, вон тот дядька, — она мотнула головой в сторону книжного шкафа, где между стеклами виднелась старая пожелтевшая фотография. На ней был изображен какой-то человек в белом, он смотрел на нас широко открытыми глазами, и казалось, будто он и вправду видит все, чем мы тут занимаемся.
- Ну, это глупости! — решительно заявил я. — Хочешь, я сейчас переверну его лицом к книгам, чтобы он больше не смотрел?
- Нет-нет, не надо, — поспешно сказала она. — Папа строго-настрого запретил мне трогать эту фотографию. Это какой-то папин родственник... Или знакомый? Да, кажется, знакомый. Он куда-то уехал... Или умер. Не помню.
- Ладно, пусть смотрит. Но тогда что же мы сейчас будем делать? Может быть, пойдем в парк, погуляем?
- Погода плохая, не хочу. Ты лучше скажи, как мы... Не о том ты думаешь, понимаешь? Как мы с тобой еще пять лет ждать будем? Ведь пять лет, подумать только, целых пять лет! — она чуть не заплакала, по крайней мере, мне так показалось. — И кто только выдумал эти дурацкие законы? Какое им дело до нас с тобой? Ну скажи, какое? — Она посмотрела на меня, и в глазах у нее действительно блеснули слезы. — Я... Я разговаривала с мамой, и мама мне объяснила, что это, оказывается, общество заботится о том, чтобы люди не входили в большую жизнь, не будучи к ней подготовленными. А я сказала, что гроша ломаного не стоит эта большая жизнь, если в нее нельзя просто так взять и войти. Или выйти, когда захочется. И общество тоже, раз оно не может сделать так, чтобы мы были вместе. Ну как же нам быть, а?
- Не плачь, маленькая, — сказал я, придвигаясь к ней поближе. В другое время она бы засмеялась в ответ, ведь я был ниже ее на целых три сантиметра. —  Давай лучше помечтаем о том, как мы с тобой будем жить через пять лет. Давай?
- Давай, — сказала она и впервые улыбнулась. Впервые за весь вечер. — Мы ведь будем жить совсем по-другому, не так, как все, правда?
- Ну конечно! — горячо сказал я. Что у нас с ней все будет иначе, чем у других, —  в этом я никогда не сомневался. Будет полно друзей, настоящих друзей, а не таких, как эта ваша тетя Инна, которая приходит к твоим родителям и начинает кудахтать о погоде. И встречаться мы с ними будем не дома, за непременной чашкой кофе, а где-нибудь в лесу, например, или на улице... Хотя и домой к себе будем их приводить, правда? Пусть даже они у нас иногда живут. Представляешь, как весело и шумно будет у нас дома? —  (Она кивнула, мечтательно улыбаясь.) — И мы обязательно будем танцевать все вместе. И читать книги. Пусть кто хочет, тот сочиняет законы, но когда у нас будут дети... — Я запнулся, сообразив, что влез в недозволенную область.
- И еще мы с тобой обязательно будем путешествовать, сказала она.

* * *

Только что прошел дождь, небо все еще хмурилось, но косые лучи невысокого солнца местами уже пробивались сквозь серую пелену облаков. Длинный зеленый остров, расположенный в самом начале Кутузовского проспекта, переливался свежими красками, впервые за долгое время омытый потоками воды с небес. Воздух был влажный, неправдоподобно ровная трава на газонах блестела дождевыми капельками, и такие же капельки густо усеивали одинокую скамейку в дальнем конце острова. Гаврилка на этот раз стоял далеко, метрах в пятидесяти, и делал вид, будто рассматривает облака.
Этна и Кай сидели на мокрой скамейке, курили и молча смотрели друг на друга. За спиной у них проспект рокотал сотнями автомобильных моторов, шелестел протекторами по асфальту, а изредка взрывался пронзительным воем милицейских сирен. Машины шли в одном направлении к центру, шли, как вчера, как будут идти завтра, как десять лет назад. Ни Кай, ни Этна не могли с уверенностью сказать, когда они видели здесь двустороннее движение в последний раз, но об этом их никто не спрашивал, а сами они старались не думать о подобных вещах. Кай смотрел, как Этна нервно теребит ремешок своей сумочки, а она хмурилась, глядя на его латаные-перелатаные джинсы, и думала о том, как хорошо выглядел бы ее спутник, если обрядить его в тщательно отутюженные брюки, заменить дурацкую синюю майку с плохо заштопанной дыркой изящной черной водолазкой и... Впрочем, она знала, что Кай перестал бы быть Каем, претерпев подобную метаморфозу.
- А может быть, пойдем? — нерешительно предложила она, взяв пальцами несколько аккордов у себя на запястье. Ля минор, до мажор, ре, фа.

Читай далее!..